В конце прошлого года главный редактор RT Маргарита СИМОНЬЯН вошла в рейтинг самых влиятельных женщин мира по версии американского журнала Forbes. ЦРУ опубликовало доклад, в котором утверждалось, что канал RT пытается подорвать демократический порядок: в докладе ее имя упоминалось 27 раз. Если бы на полях информационных войн раздавали звания, Маргарита была бы маршалом.
Мое отношение к Сталину сформировано в восемь лет
— Маргарита, а как вас в семье величают?
— По-разному. Тигран [Тигран Кеосаян, муж. — Ред.] меня зовет Ритой. Родители называют ужасным именем, которое я терпеть не могу — Маргуля. Большинство людей меня называют Марго, но не в семье.
— Скажите, почему ваши родители живут в разных городах?
— Когда я переехала в Москву, у меня началась депрессия, потому что я жила в большой шумной семье. И вдруг оказалась одна в большом холодном городе — после юга, веселья и тепла. Мне было очень плохо. И я попросила маму переехать в Москву. Семья с этим согласилась, потому что на меня всегда возлагались надежды, папа мне говорил: «Не забывай, Маргарита, ты мой единственный сын».
— У вас много знакомых Симоньянов? Насколько это распространенная армянская фамилия?
— Мы же не Симонян, а Симоньян. У этой фамилии есть история. Мои бабушка с дедушкой были репрессированы в 1944 году. Они жили в Крыму. Дедушка был на войне в этот момент. А бабушке было 11 лет, ее с родителями увезли. Всем хорошо известно про депортацию крымских татар. Но на самом деле депортировали и крымских греков, и крымских немцев, и всех подчистую крымских армян. Их отправили за Урал — в телячьих вагонах, люди умирали. Мой дедушка написал об этом книгу. Мне об этой истории рассказали в детстве, и мое отношение к Сталину сформировалось в 8 лет — с тех пор оно не менялось. Когда их реабилитировали, уже при Хрущеве, им выдали паспорта. И написали мягкий знак, которого там не было. То есть мой дед родился Симоняном, а умер Симоньяном. У моих родителей была версия, что это было сделано специально, чтобы потом отличать репрессированных и нерепрессированных.
— У вас есть какое-то особое отношение к Крыму?
— Бабушка с дедушкой не так много рассказывали мне про Крым. На мое восприятие гораздо больше повлияло другое. Когда я начинала свою журналистскую карьеру собкором телеканала «Россия» по югу России, в мою сферу входили также Абхазия и Крым. Я туда очень много ездила и снимала сюжеты. Помню, как мне было жалко этих людей, которые по вине одного росчерка пера не вполне вменяемого высшего сановника оказались в другой стране, будучи русскими людьми, чувствуя себя частью России. Я помню, как они по ночам выходили и дорожные знаки, написанные на украинском, переписывали на русский. Это меня очень впечатлило.
Мы все-таки очень консервативные люди
— Когда вы, 25-летняя эффектная девушка, стали руководителем крупнейшего медиаресурса, все говорили: это лесинская девочка. Вы — креатура товарища Лесина?
— Что?! Он со мной познакомился, когда меня уже назначили, о чем вы говорите? Вы что, думали, я любовница Лесина? А Лесин, царствие ему небесное, перебирал в голове варианты, чья же я на самом деле любовница. Лесин ненавидел меня всеми фибрами души, его просто трясло от меня. Ему меня навязали, и он был от этого в бешенстве, поскольку идея Russia Today изначально была его, но он видел там совершенно других людей, не будем называть фамилии…
— Михаил Ковальчук сказал, что люди власти не должны лечиться за границей, отдыхать там и отправлять туда детей на учебу. Вы разделяете эту установку?
— Нет. Я считаю, что люди власти не должны иметь счетов в офшорах, вложений в иностранные компании, недвижимость за границей, счета. Иметь что-то за границей, чем заграница могла бы их шантажировать. Но я считаю, что ездить абсолютно необходимо, потому что иначе не избежать косности. Нужно видеть, что где-то в чем-то лучше, чем здесь. Где-то лучше медицина — давайте сделаем и у нас так же.
Я очень редко куда бы то ни было езжу, потому что у меня двое маленьких детей. Когда я ездила, это очень обогащало мой опыт и делало меня лучше как менеджера. Я приезжала на международные конференции, встречалась там с людьми, общалась, видела новые тренды, слышала идеи, которые потом перерабатывала и внедряла. Я видела, как устроен другой телеканал, где и что лучше, чем у нас. И это очень полезно.
Я нахожусь в так называемом патриотическом лагере и за это буквально ежедневно «огребаю» от другого лагеря. Но патриотизм не должен быть оголтелым. Мы собираемся закрыться, чтобы ничего не видеть и не слышать? Мы это уже проходили.
— Меня озадачило, когда Лесин, будучи «в анамнезе» российским министром, человеком, очень близким российскому руководству, просто уехал в США на постоянное место жительства. Где он, собственно, и погиб.
— Это не так. Когда он уехал, он уже несколько лет нигде не работал.
Слово «пропаганда» исторически пропиталось отрицательными смыслами
— Мы ведь с вами бойцы агитпропа…
— Я о себе так не думаю.
— Разве вы не занимаетесь пропагандой?
— Конечно, нет.
— Значит, вы по-другому понимаете слово «пропаганда». Это все равно, что вкладывать уничижительный смысл в слово «винтовка». Пропаганда — это оружие. Все зависит от того, в чьих руках и против кого оно направлено.
— Смею предположить, что здесь вы не правы. И вы в меньшинстве, если считаете, что в слове «пропаганда» не больше отрицательного оттенка, чем в слове «винтовка». Я не знаю ни одного человека, который добровольно сказал бы: «Я занимаюсь пропагандой». И я знаю много людей, которые с гордостью говорят: «Я умею обращаться с винтовкой, я военный». Слово «пропаганда» исторически пропиталось отрицательными смыслами. Пропаганда звучит как обвинение.
